1. ON THE WAY TO GOLGOTHA
1. НА ПУТИ К ГОЛГОФЕ
[187:1.1] Before leaving the courtyard of the praetorium, the soldiers placed the crossbeam on Jesus’ shoulders. It was the custom to compel the condemned man to carry the crossbeam to the site of the crucifixion. Such a condemned man did not carry the whole cross, only this shorter timber. The longer and upright pieces of timber for the three crosses had already been transported to Golgotha and, by the time of the arrival of the soldiers and their prisoners, had been firmly implanted in the ground.
Прежде чем покинуть двор претории, солдаты взвалили на плечи Иисуса перекладину. Было принято заставлять приговоренного самого нести перекладину к месту распятия. Приговоренный нес не весь крест, а только более короткий поперечный брус. Более длинные вертикальные брусья для трех крестов уже были доставлены на Голгофу и ко времени прибытия солдат с заключенными были прочно вкопаны в землю.
[187:1.2] According to custom the captain led the procession, carrying small white boards on which had been written with charcoal the names of the criminals and the nature of the crimes for which they had been condemned. For the two thieves the centurion had notices which gave their names, underneath which was written the one word, «Brigand.» It was the custom, after the victim had been nailed to the crossbeam and hoisted to his place on the upright timber, to nail this notice to the top of the cross, just above the head of the criminal, that all witnesses might know for what crime the condemned man was being crucified. The legend which the centurion carried to put on the cross of Jesus had been written by Pilate himself in Latin, Greek, and Aramaic, and it read: «Jesus of Nazareth — the King of the Jews.»
Следуя обычаю, возглавлявший процессию командир нес три белые дощечки, на которых углем были написаны имена преступников и характер преступлений, за которые они были осуждены. Для двух воров у центуриона были таблички с именами, под которыми было подписано одно слово: «Разбойник». Обычно после того, как жертву прибивали гвоздями к поперечному брусу и поднимали на вертикальный брус, эту надпись прикрепляли к вершине креста прямо над головой преступника, чтобы все присутствующие знали, за какое преступление приговоренный подвергается распятию. Дощечка с надписью, которую центурион должен был прибить на кресте Иисуса, была написана самим Пилатом на латинском, греческом и арамейском языках и гласила: «Иисус Назарянин — царь евреев».
[187:1.3] Some of the Jewish authorities who were yet present when Pilate wrote this legend made vigorous protest against calling Jesus the «king of the Jews.» But Pilate reminded them that such an accusation was part of the charge which led to his condemnation. When the Jews saw they could not prevail upon Pilate to change his mind, they pleaded that at least it be modified to read, «He said, `I am the king of the Jews.'» But Pilate was adamant; he would not alter the writing. To all further supplication he only replied, «What I have written, I have written.»
Некоторые из представителей еврейских властей, находившихся у Пилата, когда он писал эти слова, резко протестовали против того, чтобы называть Иисуса «царем евреев». Но Пилат напомнил им, что это было частью обвинения, послужившего причиной осуждения Иисуса. Когда евреи увидели, что не могут заставить Пилата изменить свое решение, то попросили его хотя бы смягчить текст и написать: «Он сказал: «Я — царь евреев»». Но Пилат был непреклонен; он не соглашался изменять написанное. На все дальнейшие обращения он только отвечал: «Что написал, то написал».
[187:1.4] Ordinarily, it was the custom to journey to Golgotha by the longest road in order that a large number of persons might view the condemned criminal, but on this day they went by the most direct route to the Damascus gate, which led out of the city to the north, and following this road, they soon arrived at Golgotha, the official crucifixion site of Jerusalem. Beyond Golgotha were the villas of the wealthy, and on the other side of the road were the tombs of many well-to-do Jews.
Обычно на Голгофу шли самым длинным путем, чтобы как можно больше людей могли увидеть приговоренного преступника, однако в тот день был выбран кратчайший путь — через северные Дамасские ворота и по этой дороге они вскоре прибыли на Голгофу — официальное место распятий в Иерусалиме. За Голгофой располагались виллы богачей, а по другую сторону дороги находились гробницы многих состоятельных евреев.
[187:1.5] Crucifixion was not a Jewish mode of punishment. Both the Greeks and the Romans learned this method of execution from the Phoenicians. Even Herod, with all his cruelty, did not resort to crucifixion. The Romans never crucified a Roman citizen; only slaves and subject peoples were subjected to this dishonorable mode of death. During the siege of Jerusalem, just forty years after the crucifixion of Jesus, all of Golgotha was covered by thousands upon thousands of crosses upon which, from day to day, there perished the flower of the Jewish race. A terrible harvest, indeed, of the seed-sowing of this day.
Распятие не было еврейским методом наказания. И греки, и римляне переняли этот вид казни у финикийцев. Даже Ирод, при всей своей жестокости, не прибегал к распятиям. Римляне никогда не распинали римских граждан; только рабы и представители покоренных народов подвергались этой позорной казни. Во время осады Иерусалима — спустя лишь сорок лет после распятия Иисуса — вся Голгофа была усеяна тысячами крестов, на которых день за днем погибал цвет еврейской нации. Воистину, жуткий урожай дали семена, посеянные в тот день.
[187:1.6] As the death procession passed along the narrow streets of Jerusalem, many of the tenderhearted Jewish women who had heard Jesus’ words of good cheer and compassion, and who knew of his life of loving ministry, could not refrain from weeping when they saw him being led forth to such an ignoble death. As he passed by, many of these women bewailed and lamented. And when some of them even dared to follow along by his side, the Master turned his head toward them and said: «Daughters of Jerusalem, weep not for me, but rather weep for yourselves and for your children. My work is about done — soon I go to my Father — but the times of terrible trouble for Jerusalem are just beginning. Behold, the days are coming in which you shall say: Blessed are the barren and those whose breasts have never suckled their young. In those days will you pray the rocks of the hills to fall on you in order that you may be delivered from the terrors of your troubles.»
Когда процессия с осужденными на казнь проходила по узким улицам Иерусалима, многие добросердечные еврейские женщины, ранее слышавшие от Иисуса слова ободрения и утешения и знавшие о его жизни любвеобильного служения, не могли сдержать слез, видя, как его ведут на столь позорную смерть. Когда он проходил мимо, многие из этих женщин рыдали и оплакивали его. А когда некоторые из них даже решились пойти рядом с ним, Учитель повернул к ним голову и сказал: «Дочери иерусалимские, не меня оплакивайте, а себя и своих детей. Мой труд почти завершен — вскоре я отправлюсь к своему Отцу, — но для Иерусалима дни ужасных бедствий только начинаются. Близится время, когда вы скажете: „Блаженны бесплодные и никогда не кормившие грудью». В те дни вы будете молить камни с гор обрушиться на вас и освободить от ужасов ваших бед».
[187:1.7] These women of Jerusalem were indeed courageous to manifest sympathy for Jesus, for it was strictly against the law to show friendly feelings for one who was being led forth to crucifixion. It was permitted the rabble to jeer, mock, and ridicule the condemned, but it was not allowed that any sympathy should be expressed. Though Jesus appreciated the manifestation of sympathy in this dark hour when his friends were in hiding, he did not want these kindhearted women to incur the displeasure of the authorities by daring to show compassion in his behalf. Even at such a time as this Jesus thought little about himself, only of the terrible days of tragedy ahead for Jerusalem and the whole Jewish nation.
Сочувствуя Иисусу, эти иерусалимские женщины демонстрировали настоящее мужество, ибо закон строго запрещал выказывать дружеские чувства к тому, кого вели на распятие. Толпе позволялось глумиться, дразнить и высмеивать приговоренного, но запрещалось выражать какое-либо сочувствие. Хотя Иисус ценил проявление сочувствия в этот мрачный час, когда его друзья были вынуждены скрываться, он не хотел, чтобы эти добросердечные женщины навлекли на себя неудовольствие властей, осмеливаясь сострадать ему. Даже в такое время Иисус думал не столько о себе, сколько о предстоящих ужасных трагических днях Иерусалима и всей еврейской нации.
[187:1.8] As the Master trudged along on the way to the crucifixion, he was very weary; he was nearly exhausted. He had had neither food nor water since the Last Supper at the home of Elijah Mark; neither had he been permitted to enjoy one moment of sleep. In addition, there had been one hearing right after another up to the hour of his condemnation, not to mention the abusive scourgings with their accompanying physical suffering and loss of blood. Superimposed upon all this was his extreme mental anguish, his acute spiritual tension, and a terrible feeling of human loneliness.
С трудом передвигая ноги, Учитель шел на распятие в полном изнеможении; силы его были на исходе. Со времени Тайной Вечери в доме Илии Марка он был без пищи и воды; кроме того, за все это время ему не позволили сомкнуть глаз. Вдобавок, вплоть до вынесения приговора, один допрос сменялся другим, — уже не говоря об оскорбительном бичевании, сопровождавшемся физическими страданиями и потерей крови. На все это накладывались глубочайшие душевные мучения, крайнее духовное напряжение и ужасное чувство человеческого одиночества.
[187:1.9] Shortly after passing through the gate on the way out of the city, as Jesus staggered on bearing the crossbeam, his physical strength momentarily gave way, and he fell beneath the weight of his heavy burden. The soldiers shouted at him and kicked him, but he could not arise. When the captain saw this, knowing what Jesus had already endured, he commanded the soldiers to desist. Then he ordered a passerby, one Simon from Cyrene, to take the crossbeam from Jesus’ shoulders and compelled him to carry it the rest of the way to Golgotha.
Вскоре после того, как Иисус, качаясь под тяжелой перекладиной, вышел из городских ворот, физические силы на мгновение оставили его и он упал под тяжестью своей ноши. Солдаты кричали на него и пинали ногами, но он не мог подняться. Увидев это, командир, зная, что уже пришлось перенести Иисусу, велел солдатам оставить его в покое. После этого он заставил прохожего, некоего Симона из Кирены, снять перекладину с плеч Иисуса и нести ее остаток пути до Голгофы.
[187:1.10] This man Simon had come all the way from Cyrene, in northern Africa, to attend the Passover. He was stopping with other Cyrenians just outside the city walls and was on his way to the temple services in the city when the Roman captain commanded him to carry Jesus’ crossbeam. Simon lingered all through the hours of the Master’s death on the cross, talking with many of his friends and with his enemies. After the resurrection and before leaving Jerusalem, he became a valiant believer in the gospel of the kingdom, and when he returned home, he led his family into the heavenly kingdom. His two sons, Alexander and Rufus, became very effective teachers of the new gospel in Africa. But Simon never knew that Jesus, whose burden he bore, and the Jewish tutor who once befriended his injured son, were the same person.
Этот Симон проделал путь от самой Кирены в Северной Африке, чтобы принять участие в Пасхе. Вместе со своими земляками он остановился сразу же за городскими стенами и направлялся в храм на богослужение, когда римский командир приказал ему нести перекладину Иисуса. Симон оставался на Голгофе до самой смерти Учителя на кресте, разговаривая как с его друзьями, так и с врагами. После воскресения Иисуса и прежде чем покинуть Иерусалим, он стал отважным верующим в евангелие царства и вернувшись домой, привел в небесное царство свою семью. Два его сына — Александр и Руфус — стали активными учителями нового евангелия в Африке. Но Симон так никогда и не узнал, что Иисус, чей груз он нес и еврейский репетитор, который некогда помог его пострадавшему сыну, были одним и тем же человеком.
[187:1.11] It was shortly after nine o’clock when this procession of death arrived at Golgotha, and the Roman soldiers set themselves about the task of nailing the two brigands and the Son of Man to their respective crosses.
Шел десятый час, когда процессия с осужденными на смерть прибыла на Голгофу, и теперь римским солдатам предстояло пригвоздить к крестам двух разбойников и Сына Человеческого.
2. РАСПЯТИЕ
[187:2.1] The soldiers first bound the Master’s arms with cords to the crossbeam, and then they nailed his hands to the wood. When they had hoisted this crossbeam up on the post, and after they had nailed it securely to the upright timber of the cross, they bound and nailed his feet to the wood, using one long nail to penetrate both feet. The upright timber had a large peg, inserted at the proper height, which served as a sort of saddle for supporting the body weight. The cross was not high, the Master’s feet being only about three feet from the ground. He was therefore able to hear all that was said of him in derision and could plainly see the expression on the faces of all those who so thoughtlessly mocked him. And also could those present easily hear all that Jesus said during these hours of lingering torture and slow death.
Сначала солдаты привязали руки Учителя веревками к перекладине, а затем пригвоздили его кисти к дереву. Подняв эту перекладину и прочно прибив ее к вертикальному брусу креста, они связали и пригвоздили его ноги, пробив обе ступни одним длинным гвоздем. Большой штырь, вбитый в вертикальный брус на нужной высоте, служил в качестве опоры, на которой держался вес тела. Крест не был высоким — ступни Учителя находились на высоте лишь около метра от земли. Поэтому он мог слышать все издевательства в свой адрес, и ему было хорошо видно выражение лиц тех, кто столь бездумно насмехался над ним. Присутствующие также могли отчетливо слышать все, что было сказано Иисусом за эти часы долгой пытки и медленной смерти.
[187:2.2] It was the custom to remove all clothes from those who were to be crucified, but since the Jews greatly objected to the public exposure of the naked human form, the Romans always provided a suitable loin cloth for all persons crucified at Jerusalem. Accordingly, after Jesus’ clothes had been removed, he was thus garbed before he was put upon the cross.
По обычаю, перед распятием с осужденных на казнь снимали всю одежду, но поскольку евреи резко возражали против демонстрации обнаженного человеческого тела, римляне обеспечивали набедренной повязкой всех, кого распинали в Иерусалиме. Поэтому, когда с Иисуса была снята одежда, на него надели такую повязку, прежде чем поднять на крест.
[187:2.3] Crucifixion was resorted to in order to provide a cruel and lingering punishment, the victim sometimes not dying for several days. There was considerable sentiment against crucifixion in Jerusalem, and there existed a society of Jewish women who always sent a representative to crucifixions for the purpose of offering drugged wine to the victim in order to lessen his suffering. But when Jesus tasted this narcotized wine, as thirsty as he was, he refused to drink it. The Master chose to retain his human consciousness until the very end. He desired to meet death, even in this cruel and inhuman form, and conquer it by voluntary submission to the full human experience.
К распятию прибегали для того, чтобы обеспечить жестокое и продолжительное наказание; порой жертва не умирала в течение нескольких дней. Многие жители Иерусалима отрицательно относились к казни на кресте и существовало общество еврейских женщин, неизменно посылавших на место казни свою представительницу, чтобы предложить жертве наркотическое вино, уменьшающее страдания. Однако, попробовав такого вина, Иисус отказался его пить, несмотря на сильную жажду. Учитель решил сохранить свое человеческое сознание до самого конца. Он хотел встретить смерть даже в такой жестокой и бесчеловечной форме и одержать над ней победу волевым подчинением себя всей полноте человеческого опыта.
[187:2.4] Before Jesus was put on his cross, the two brigands had already been placed on their crosses, all the while cursing and spitting upon their executioners. Jesus’ only words, as they nailed him to the crossbeam, were, «Father, forgive them, for they know not what they do.» He could not have so mercifully and lovingly interceded for his executioners if such thoughts of affectionate devotion had not been the mainspring of all his life of unselfish service. The ideas, motives, and longings of a lifetime are openly revealed in a crisis.
Еще до того, как Иисус был поднят на крест, двое разбойников уже висели на крестах, непрестанно бранясь и плюя на своих палачей. Когда Иисуса прибивали к кресту, единственными его словами были: «Отец, прости им, ибо не ведают, что творят». Он не смог бы с таким милосердием и любовью просить за своих палачей, если бы эти исполненные самозабвенной любви мысли не были главной движущей силой всей его жизни бескорыстного служения. Идеи, мотивы и устремления всей жизни наиболее полно раскрываются в критический момент.
[187:2.5] After the Master was hoisted on the cross, the captain nailed the title up above his head, and it read in three languages, «Jesus of Nazareth — the King of the Jews.» The Jews were infuriated by this believed insult. But Pilate was chafed by their disrespectful manner; he felt he had been intimidated and humiliated, and he took this method of obtaining petty revenge. He could have written «Jesus, a rebel.» But he well knew how these Jerusalem Jews detested the very name of Nazareth, and he was determined thus to humiliate them. He knew that they would also be cut to the very quick by seeing this executed Galilean called «The King of the Jews.»
После того, как Учителя подняли на крест, командир прибил над его головой дощечку с надписью на трех языках: «Иисус Назарянин — царь евреев». Евреи пришли в ярость от этой надписи, которую считали оскорблением. Но Пилат был разозлен их неуважительным обращением; чувствуя себя жертвой угроз и унижений, он прибег к такому способу мелкой мести. Он мог бы написать: «Иисус, мятежник». Однако он прекрасно знал, с каким презрением иерусалимские евреи относились к самому слову «Назарет», и был полон решимости таким образом унизить их. Он знал, что они будут также задеты за живое, видя, что казненный галилеянин именуется «царем евреев».
[187:2.6] Many of the Jewish leaders, when they learned how Pilate had sought to deride them by placing this inscription on the cross of Jesus, hastened out to Golgotha, but they dared not attempt to remove it since the Roman soldiers were standing on guard. Not being able to remove the title, these leaders mingled with the crowd and did their utmost to incite derision and ridicule, lest any give serious regard to the inscription.
Узнав о том, что Пилат решил поиздеваться над ними, поместив эту надпись на кресте Иисуса, многие из еврейских предводителей поспешили на Голгофу, но они не решились снять эту дощечку, поскольку крест охранялся римскими солдатами. Не в силах убрать ее, эти правители растворились в толпе, всячески подстрекая людей к издевательствам и насмешкам, чтобы кто-нибудь не воспринял эту надпись всерьез.
[187:2.7] The Apostle John, with Mary the mother of Jesus, Ruth, and Jude, arrived on the scene just after Jesus had been hoisted to his position on the cross, and just as the captain was nailing the title above the Master’s head. John was the only one of the eleven apostles to witness the crucifixion, and even he was not present all of the time since he ran into Jerusalem to bring back his mother and her friends soon after he had brought Jesus’ mother to the scene.
Апостол Иоанн, вместе с Марией, матерью Иисуса, Руфью и Иудой, прибыл на место казни сразу после того, как Иисус был поднят на крест и как раз в тот момент, когда командир прибивал дощечку над головой Учителя. Иоанн был единственным из одиннадцати апостолов, кто стал свидетелем распятия, но даже он не присутствовал здесь все время, ибо вскоре после того, как привел сюда мать Иисуса, побежал в Иерусалим за своей матерью и ее друзьями.
[187:2.8] As Jesus saw his mother, with John and his brother and sister, he smiled but said nothing. Meanwhile the four soldiers assigned to the Master’s crucifixion, as was the custom, had divided his clothes among them, one taking the sandals, one the turban, one the girdle, and the fourth the cloak. This left the tunic, or seamless vestment reaching down to near the knees, to be cut up into four pieces, but when the soldiers saw what an unusual garment it was, they decided to cast lots for it. Jesus looked down on them while they divided his garments, and the thoughtless crowd jeered at him.
Когда Иисус увидел свою мать вместе с Иоанном, братом и сестрой, то улыбнулся, но ничего не сказал. Тем временем четверо солдат, которым было поручено распять Учителя, следуя обычаю, поделили его одежду: один взял сандалии, другой — головную повязку, третий — пояс, а четвертый — плащ. Оставалось разрезать на четыре части цельнокроеную тунику, одежду, доходившую почти до колен, но когда солдаты увидели, сколь необычной была эта одежда, они решили кинуть жребий. Иисус смотрел, как они делили его одежду, а бездумная толпа глумилась над ним.
[187:2.9] It was well that the Roman soldiers took possession of the Master’s clothing. Otherwise, if his followers had gained possession of these garments, they would have been tempted to resort to superstitious relic worship. The Master desired that his followers should have nothing material to associate with his life on earth. He wanted to leave mankind only the memory of a human life dedicated to the high spiritual ideal of being consecrated to doing the Father’s will.
Хорошо, что римские солдаты забрали себе одежду Учителя. Если бы эта одежда попала в руки его последователей, они могли бы поддаться соблазну — суеверному поклонению реликвиям. Учитель желал, чтобы ничто материальное не связывало его последователей с его жизнью на земле. Он хотел оставить людям только память о человеческой жизни, посвященной высокому духовному идеалу — преданному исполнению воли Отца.
3. THOSE WHO SAW THE CRUCIFIXION
3. СВИДЕТЕЛИ РАСПЯТИЯ
[187:3.1] At about half past nine o’clock this Friday morning, Jesus was hung upon the cross. Before eleven o’clock, upward of one thousand persons had assembled to witness this spectacle of the crucifixion of the Son of Man. Throughout these dreadful hours the unseen hosts of a universe stood in silence while they gazed upon this extraordinary phenomenon of the Creator as he was dying the death of the creature, even the most ignoble death of a condemned criminal.
В ту пятницу около половины десятого утра Иисус был распят на кресте. К одиннадцати часам более тысячи человек собралось здесь, чтобы стать свидетелями зрелища распятия Сына Человеческого. На протяжении всех этих ужасных часов незримые множества вселенной молчаливо взирали на это необычайное явление — Создателя, умирающего смертью создания, причем самой позорной смертью приговоренного преступника.
[187:3.2] Standing near the cross at one time or another during the crucifixion were Mary, Ruth, Jude, John, Salome (John’s mother), and a group of earnest women believers including Mary the wife of Clopas and sister of Jesus’ mother, Mary Magdalene, and Rebecca, onetime of Sepphoris. These and other friends of Jesus held their peace while they witnessed his great patience and fortitude and gazed upon his intense sufferings.
В то или иное время у креста стояли Мария, Руфь, Иуда, Иоанн, Саломия (мать Иоанна) и несколько искренне верующих женщин, среди них Мария — жена Клеопы и сестра матери Иисуса, Мария Магдалина, а также Ребекка, ранее жившая в Сепфорисе. Эти и другие друзья Иисуса молчали, видя его великое терпение и стойкость и наблюдая его жестокие мучения.
[187:3.3] Many who passed by wagged their heads and, railing at him, said: «You who would destroy the temple and build it again in three days, save yourself. If you are the Son of God, why do you not come down from your cross?» In like manner some of the rulers of the Jews mocked him, saying, «He saved others, but himself he cannot save.» Others said, «If you are the king of the Jews, come down from the cross, and we will believe in you.» And later on they mocked him the more, saying: «He trusted in God to deliver him. He even claimed to be the Son of God — look at him now — crucified between two thieves.» Even the two thieves also railed at him and cast reproach upon him.
Многие проходившие мимо кивали головами и, злословя, говорили: «Эй, ты, который собирался разрушить храм и восстановить его в три дня, спаси же себя. Если ты Сын Бога, то почему не сходишь со своего креста?» Так же насмехались над ним и некоторые еврейские правители, говоря: «Иных спасал, а себя спасти не может». Другие говорили: «Если ты царь евреев, так сойди с креста и мы уверуем в тебя». А позднее они вновь издевались над ним, говоря: «Он верил, что Бог спасет его. Он даже утверждал, что он Сын Бога — взгляните на него теперь: распят между двумя ворами». Даже эти двое воров тоже поносили и кляли его.
[187:3.4] Inasmuch as Jesus would make no reply to their taunts, and since it was nearing noontime of this special preparation day, by half past eleven o’clock most of the jesting and jeering crowd had gone its way; less than fifty persons remained on the scene. The soldiers now prepared to eat lunch and drink their cheap, sour wine as they settled down for the long deathwatch. As they partook of their wine, they derisively offered a toast to Jesus, saying, «Hail and good fortune! to the king of the Jews.» And they were astonished at the Master’s tolerant regard of their ridicule and mocking.
Поскольку Иисус не отвечал на их ядовитые насмешки, а также ввиду того, что приближался полдень этого особого дня приготовления к Пасхе, к половине двенадцатого большая часть издевавшейся и глумившейся толпы уже разошлась по своим делам; осталось менее пятидесяти человек. Устроившись для долгого наблюдения за умирающими, солдаты собрались поесть и выпить своего дешевого кислого вина. Выпив вина, они насмешливо подняли тост за Иисуса, сказав: «Приветствуем царя евреев и желаем ему удачи!» И их изумляло, сколь терпеливо Учитель относился ко всем их насмешкам и глумлениям.
[187:3.5] When Jesus saw them eat and drink, he looked down upon them and said, «I thirst.» When the captain of the guard heard Jesus say, «I thirst,» he took some of the wine from his bottle and, putting the saturated sponge stopper upon the end of a javelin, raised it to Jesus so that he could moisten his parched lips.
Заметив, что они едят и пьют, Иисус взглянул на них и произнес: «Пить». Когда командир услышал, что Иисус сказал «пить», то отлил из своей бутылки вина и, смочив губчатую пробку, надел ее на копье и поднял к Иисусу, чтобы он мог увлажнить свои запекшиеся губы.
[187:3.6] Jesus had purposed to live without resort to his supernatural power, and he likewise elected to die as an ordinary mortal upon the cross. He had lived as a man, and he would die as a man — doing the Father’s will.
Иисус стремился жить, не прибегая к своим сверхъестественным способностям; таким же образом он решил и умереть, как умирает на кресте обычный смертный. Он жил как человек и хотел умереть как человек — исполняя волю Отца.
4. ВОР НА КРЕСТЕ
[187:4.1] One of the brigands railed at Jesus, saying, «If you are the Son of God, why do you not save yourself and us?» But when he had reproached Jesus, the other thief, who had many times heard the Master teach, said: «Do you have no fear even of God? Do you not see that we are suffering justly for our deeds, but that this man suffers unjustly? Better that we should seek forgiveness for our sins and salvation for our souls.» When Jesus heard the thief say this, he turned his face toward him and smiled approvingly. When the malefactor saw the face of Jesus turned toward him, he mustered up his courage, fanned the flickering flame of his faith, and said, «Lord, remember me when you come into your kingdom.» And then Jesus said, «Verily, verily, I say to you today, you shall sometime be with me in Paradise.»
Один из разбойников бранил Иисуса, говоря: «Если ты Сын Бога, то почему не спасешь себя и нас?» Но когда он упрекнул Иисуса, другой, много раз слышавший выступления Учителя, сказал: «Побойся Бога! Разве ты не видишь, что мы заслужили страдания за свои дела, а этот человек страдает незаслуженно? Попросим лучше прощения за свои грехи и спасения для наших душ». Услышав эти слова разбойника, Иисус повернул к нему голову и одобрительно улыбнулся. Когда преступник увидел обращенное к нему лицо Иисуса, пламя его веры вспыхнуло с новой силой и, набравшись мужества, он сказал: «Помяни меня, Господи, когда придешь в царство твое». И тогда Иисус ответил: «Истинно, истинно говорю тебе сегодня, что однажды будешь со мной в Раю».
[187:4.2] The Master had time amidst the pangs of mortal death to listen to the faith confession of the believing brigand. When this thief reached out for salvation, he found deliverance. Many times before this he had been constrained to believe in Jesus, but only in these last hours of consciousness did he turn with a whole heart toward the Master’s teaching. When he saw the manner in which Jesus faced death upon the cross, this thief could no longer resist the conviction that this Son of Man was indeed the Son of God.
Несмотря на муки физической смерти, Учитель нашел время выслушать вероисповедное признание уверовавшего разбойника. Этот вор потянулся к спасению и обрел его. Раньше он не раз ощущал в себе побуждение уверовать в Иисуса, однако только в эти последние часы сознательного существования он всем сердцем обернулся к учению Иисуса. Увидев, как встречает Иисус свою смерть на кресте, этот вор больше не мог противиться убеждению в том, что Сын Человеческий воистину — Сын Бога.
[187:4.3] During this episode of the conversion and reception of the thief into the kingdom by Jesus, the Apostle John was absent, having gone into the city to bring his mother and her friends to the scene of the crucifixion. Luke subsequently heard this story from the converted Roman captain of the guard.
Во время этого эпизода обращения и принятия разбойника в царство Иисусом апостол Иоанн отсутствовал, отправившись в город за своей матерью и ее друзьями. Впоследствии Лука услышал эту историю от обращенного командира римской стражи.
[187:4.4] The Apostle John told about the crucifixion as he remembered the event two thirds of a century after its occurrence. The other records were based upon the recital of the Roman centurion on duty who, because of what he saw and heard, subsequently believed in Jesus and entered into the full fellowship of the kingdom of heaven on earth.
Апостол Иоанн рассказал о распятии, каким он помнил его две трети столетия спустя. Другие записи были основаны на рассказе дежурного римского центуриона, который благодаря увиденному и услышанному впоследствии уверовал в Иисуса и стал полноправным членом небесного царства на земле.
[187:4.5] This young man, the penitent brigand, had been led into a life of violence and wrongdoing by those who extolled such a career of robbery as an effective patriotic protest against political oppression and social injustice. And this sort of teaching, plus the urge for adventure, led many otherwise well-meaning youths to enlist in these daring expeditions of robbery. This young man had looked upon Barabbas as a hero. Now he saw that he had been mistaken. Here on the cross beside him he saw a really great man, a true hero. Here was a hero who fired his zeal and inspired his highest ideas of moral self-respect and quickened all his ideals of courage, manhood, and bravery. In beholding Jesus, there sprang up in his heart an overwhelming sense of love, loyalty, and genuine greatness.
Этого юношу — кающегося разбойника — привели к насилию и преступлениям те, кто превозносил разбой как метод эффективного протеста патриотов против политического гнета и социальной несправедливости. Вместе со страстью к приключениям такое учение подтолкнуло многих благонамеренных молодых людей к участию в дерзких грабительских налетах. В глазах юноши Варавва был героем. Теперь он понял, что заблуждался. Здесь, на кресте, рядом с собой он увидел действительно великого человека, истинного героя. Этот герой разжег его страсть и вдохнул в него высочайшие идеи нравственного самоуважения, оживив все идеалы смелости, мужества и отваги. Когда он увидел Иисуса, в его сердце пробудилось всепоглощающее чувство любви, преданности и истинного величия.
[187:4.6] And if any other person among the jeering crowd had experienced the birth of faith within his soul and had appealed to the mercy of Jesus, he would have been received with the same loving consideration that was displayed toward the believing brigand.
И если бы любой другой человек в глумившейся толпе ощутил в своей душе рождение веры и воззвал к милосердию Иисуса, он был бы принят с тем же любвеобильным участием, которое было проявлено по отношению к уверовавшему разбойнику.
[187:4.7] Just after the repentant thief heard the Master’s promise that they should sometime meet in Paradise, John returned from the city, bringing with him his mother and a company of almost a dozen women believers. John took up his position near Mary the mother of Jesus, supporting her. Her son Jude stood on the other side. As Jesus looked down upon this scene, it was noontide, and he said to his mother, «Woman, behold your son!» And speaking to John, he said, «My son, behold your mother!» And then he addressed them both, saying, «I desire that you depart from this place.» And so John and Jude led Mary away from Golgotha. John took the mother of Jesus to the place where he tarried in Jerusalem and then hastened back to the scene of the crucifixion. After the Passover Mary returned to Bethsaida, where she lived at John’s home for the rest of her natural life. Mary did not live quite one year after the death of Jesus.
Как только раскаявшийся вор услышал обещание Учителя, что когда-нибудь они встретятся в Раю, Иоанн вернулся из города вместе со своей матерью и группой примерно из двенадцати верующих женщин. Иоанн стоял рядом с Марией, матерью Иисуса, поддерживая ее. По другую руку стоял ее сын Иуда. В полдень Иисус взглянул на них и сказал своей матери: «Женщина, вот сын твой!» И обращаясь к Иоанну, произнес: «Сын мой, вот мать твоя!» После этого он обратился к ним обоим: «Я желаю, чтобы вы ушли отсюда». Поэтому Иоанн и Иуда увели Марию с Голгофы. Иоанн отвел мать Иисуса туда, где он остановился в Иерусалиме, а затем поспешил назад к месту распятия. После Пасхи Мария вернулась в Вифсаиду, где жила в доме Иоанна до конца своей жизни на земле. После смерти Иисуса Мария не прожила и года.
[187:4.8] After Mary left, the other women withdrew for a short distance and remained in attendance upon Jesus until he expired on the cross, and they were yet standing by when the body of the Master was taken down for burial.
Когда Мария покинула Голгофу, остальные женщины отошли на некоторое расстояние и находились там до тех пор, пока Иисус не скончался на кресте; и они все еще были рядом, когда тело Учителя было снято для погребения.
5. ПОСЛЕДНИЙ ЧАС НА КРЕСТЕ
[187:5.1] Although it was early in the season for such a phenomenon, shortly after twelve o’clock the sky darkened by reason of the fine sand in the air. The people of Jerusalem knew that this meant the coming of one of those hot-wind sandstorms from the Arabian desert. Before one o’clock the sky was so dark the sun was hid, and the remainder of the crowd hastened back to the city. When the Master gave up his life shortly after this hour, less than thirty people were present, only the thirteen Roman soldiers and a group of about fifteen believers. These believers were all women except two, Jude, Jesus’ brother, and John Zebedee, who returned to the scene just before the Master expired.
Вскоре после двенадцати небо померкло из-за наполнившего воздух мелкого песка, хотя обычно сезон таких явлений наступал позже. Жители Иерусалима знали, что это говорит о приближении одной из тех суховейных песчаных бурь, которые приходят из Аравийской пустыни. К часу дня небо потемнело настолько, что солнце скрылось во мгле, и остатки зевак поспешили в город. Когда спустя некоторое время Учитель скончался, здесь оставалось менее тридцати человек — тринадцать римлян и группа примерно из пятнадцати верующих. Все эти верующие были женщинами, за исключением двоих: Иуды, брата Иисуса, и Иоанна Зеведеева, который вернулся сюда перед самой кончиной Учителя.
[187:5.2] Shortly after one o’clock, amidst the increasing darkness of the fierce sandstorm, Jesus began to fail in human consciousness. His last words of mercy, forgiveness, and admonition had been spoken. His last wish — concerning the care of his mother — had been expressed. During this hour of approaching death the human mind of Jesus resorted to the repetition of many passages in the Hebrew scriptures, particularly the Psalms. The last conscious thought of the human Jesus was concerned with the repetition in his mind of a portion of the Book of Psalms now known as the twentieth, twenty-first, and twenty-second Psalms. While his lips would often move, he was too weak to utter the words as these passages, which he so well knew by heart, would pass through his mind. Only a few times did those standing by catch some utterance, such as, «I know the Lord will save his anointed,» «Your hand shall find out all my enemies,» and «My God, my God, why have you forsaken me?» Jesus did not for one moment entertain the slightest doubt that he had lived in accordance with the Father’s will; and he never doubted that he was now laying down his life in the flesh in accordance with his Father’s will. He did not feel that the Father had forsaken him; he was merely reciting in his vanishing consciousness many Scriptures, among them this twenty-second Psalm, which begins with «My God, my God, why have you forsaken me?» And this happened to be one of the three passages which were spoken with sufficient clearness to be heard by those standing by.
В начале второго часа, в сгущавшейся мгле, вызванной сильной песчаной бурей, человеческое сознание Иисуса начало угасать. Последние слова милосердия, прощения и напутствия были сказаны. Уже было выражено последнее желание — позаботиться о матери. В этот час приближающейся смерти в человеческом разуме Иисуса всплывали многие отрывки из еврейского писания, особенно из Псалмов. Последняя осознанная мысль Иисуса-человека была связана с повторением некоторых мест из Псалмов, ныне известных как девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый псалмы. Хотя его губы часто шевелились, он был слишком слаб, чтобы произносить слова, когда эти отрывки, которые он так хорошо знал наизусть, всплывали в его разуме. Лишь несколько раз стоявшие рядом слышали отдельные фразы, такие как «Знаю я, что Господь спасет помазанника своего», «Рука твоя найдет всех врагов моих» и «Боже мой! Боже мой! Почему ты оставил меня?» Ни на мгновение, ни в малейшей степени Иисус не сомневался в том, что прожил жизнь в согласии с волей Отца; он также не сомневался в том, что слагает свою жизнь во плоти по воле Отца. Он не чувствовал, что Отец оставил его; он всего лишь повторял в своем угасающем сознании многие отрывки, среди которых был и двадцать первый псалом, начинающийся словами: «Боже мой! Боже мой! Почему ты оставил меня?» И случилось так, что это была одна из трех фраз, произнесенных достаточно ясно, чтобы стоявшие рядом могли услышать их.
[187:5.3] The last request which the mortal Jesus made of his fellows was about half past one o’clock when, a second time, he said, «I thirst,» and the same captain of the guard again moistened his lips with the same sponge wet in the sour wine, in those days commonly called vinegar.
В последний раз Иисус-человек обратился к своим собратьям около половины второго, когда он вторично произнес «пить», и тот же начальник стражи вновь увлажнил его губы той же губкой, смоченной в кислом вине, которое в те дни обычно называли уксусом.
[187:5.4] The sandstorm grew in intensity and the heavens increasingly darkened. Still the soldiers and the small group of believers stood by. The soldiers crouched near the cross, huddled together to protect themselves from the cutting sand. The mother of John and others watched from a distance where they were somewhat sheltered by an overhanging rock. When the Master finally breathed his last, there were present at the foot of his cross John Zebedee, his brother Jude, his sister Ruth, Mary Magdalene, and Rebecca, onetime of Sepphoris.
Песчаная буря усиливалась; мгла сгущалась. Однако солдаты и небольшая группа верующих не уходили. Солдаты присели вокруг креста, прижимаясь друг к другу, чтобы укрыться от колющего песка. Мать Иоанна и другие отошли поодаль и смотрели оттуда на происходящее, частично укрывшись под нависающей скалой. Когда Учитель испустил последний вздох, у основания его креста стояли Иоанн Зеведеев, брат Иисуса Иуда, его сестра Руфь, Мария Магдалина и Ребекка, ранее жившая в Сепфорисе.
[187:5.5] It was just before three o’clock when Jesus, with a loud voice, cried out, «It is finished! Father, into your hands I commend my spirit.» And when he had thus spoken, he bowed his head and gave up the life struggle. When the Roman centurion saw how Jesus died, he smote his breast and said: «This was indeed a righteous man; truly he must have been a Son of God.» And from that hour he began to believe in Jesus.
Было около трех часов дня, когда Иисус громко воскликнул: «Свершилось! Отец, в руки твои предаю дух мой». И сказав это, он склонил голову и отказался от жизненной борьбы. Когда римский центурион увидел, как умер Иисус, то ударил себя в грудь и сказал: «Этот человек действительно был праведник; воистину он был Сын Бога». И с той минуты он уверовал в Иисуса.
[187:5.6] Jesus died royally — as he had lived. He freely admitted his kingship and remained master of the situation throughout the tragic day. He went willingly to his ignominious death, after he had provided for the safety of his chosen apostles. He wisely restrained Peter’s trouble-making violence and provided that John might be near him right up to the end of his mortal existence. He revealed his true nature to the murderous Sanhedrin and reminded Pilate of the source of his sovereign authority as a Son of God. He started out to Golgotha bearing his own crossbeam and finished up his loving bestowal by handing over his spirit of mortal acquirement to the Paradise Father. After such a life — and at such a death — the Master could truly say, «It is finished.»
Иисус умер царственно — так же, как и жил. Он открыто признал свой царский титул и оставался хозяином положения в течение всего трагического дня. Он принял эту позорную смерть по собственной воле после того, как позаботился о безопасности своих избранных апостолов. Он мудро удержал Петра от чреватого бедой насилия и сделал так, чтобы Иоанн мог быть рядом с ним до самого конца его смертного бытия. Он раскрыл свою истинную сущность кровожадному синедриону и напомнил Пилату об источнике его власти над Сыном Бога. Он отправился на Голгофу, неся свой собственный крест, и завершил свое исполненное любви посвящение, передав Райскому Отцу свой дух, овладевший опытом смертного человека. После такой жизни — и в момент такой смерти — Учитель воистину мог сказать: «Свершилось».
[187:5.7] Because this was the preparation day for both the Passover and the Sabbath, the Jews did not want these bodies to be exposed on Golgotha. Therefore they went before Pilate asking that the legs of these three men be broken, that they be dispatched, so that they could be taken down from their crosses and cast into the criminal burial pits before sundown. When Pilate heard this request, he forthwith sent three soldiers to break the legs and dispatch Jesus and the two brigands.
Так как этот день был днем приготовления к Пасхе и субботе, евреи не хотели оставлять эти тела на Голгофе. Поэтому они отправились к Пилату, прося перебить казненным ноги и прикончить их с тем, чтобы до захода солнца их можно было снять с крестов и бросить в погребальные ямы для преступников. Услышав их просьбу, Пилат сразу же послал троих солдат, которые должны были перебить ноги Иисусу и двум разбойникам, покончив с ними.
[187:5.8] When these soldiers arrived at Golgotha, they did accordingly to the two thieves, but they found Jesus already dead, much to their surprise. However, in order to make sure of his death, one of the soldiers pierced his left side with his spear. Though it was common for the victims of crucifixion to linger alive upon the cross for even two or three days, the overwhelming emotional agony and the acute spiritual anguish of Jesus brought an end to his mortal life in the flesh in a little less than five and one-half hours.
Когда солдаты прибыли на Голгофу, они так и поступили с двумя ворами, однако к своему огромному удивлению обнаружили, что Иисус уже мертв. Тем не менее, чтобы удостовериться в его смерти, один из солдат проткнул его левый бок копьем. Хотя нередко случалось так, что жертвы распятия не умирали на кресте по два-три дня, сильнейшие эмоциональные муки и тяжкие духовные страдания оборвали смертную жизнь Иисуса во плоти чуть менее чем через пять с половиной часов.
6. ПОСЛЕ РАСПЯТИЯ
[187:6.1] In the midst of the darkness of the sandstorm, about half past three o’clock, David Zebedee sent out the last of the messengers carrying the news of the Master’s death. The last of his runners he dispatched to the home of Martha and Mary in Bethany, where he supposed the mother of Jesus stopped with the rest of her family.
Около половины четвертого, во мгле песчаной бури, Давид Зеведеев в последний раз отправил гонцов с известием о смерти Учителя. Последний из них был направлен в дом Марфы и Марии в Вифанию, где, как он полагал, остановилась мать Иисуса вместе с остальными членами своей семьи.
[187:6.2] After the death of the Master, John sent the women, in charge of Jude, to the home of Elijah Mark, where they tarried over the Sabbath day. John himself, being well known by this time to the Roman centurion, remained at Golgotha until Joseph and Nicodemus arrived on the scene with an order from Pilate authorizing them to take possession of the body of Jesus.
После смерти Учителя Иоанн отправил женщин под опекой Иуды в дом Илии Марка, где они провели субботу. Сам Иоанн, к этому времени уже хорошо известный римскому центуриону, оставался на Голгофе, пока Иосиф и Никодим не прибыли сюда с приказом Пилата, разрешающим забрать тело Иисуса.
[187:6.3] Thus ended a day of tragedy and sorrow for a vast universe whose myriads of intelligences had shuddered at the shocking spectacle of the crucifixion of the human incarnation of their beloved Sovereign; they were stunned by this exhibition of mortal callousness and human perversity.
Так завершился день трагедии и скорби для огромной вселенной, в которой мириады разумных существ, ошеломленные демонстрацией бессердечия и извращенности смертных, с содроганием смотрели на отвратительное зрелище распятия человеческого воплощения их любимого Властелина.
